Наследие, которое мы не должны потерять
Наследие, которое мы
не должны потерять
НОВОСТИ
News
| НАША БИБЛИОТЕКА
Publications
| НАШИ ПРОЕКТЫ
projects
| НАШИ ПАРТНЕРЫ
our partners
| Подписка на новости
News Subscribe
| КОНТАКТЫ
contact us
|

Русские Латвии free 
counters

Масоликова Н.Ю., Сорокина М.Ю.
Психология в истории Российского научного Зарубежья

В последнее десятилетие судьбы российского научного зарубежья стали привлекать значительное внимание исследователей, однако в поле их зрения оказались, прежде всего, представители гуманитарных дисциплин, а также российские ученые-эмигранты с мировой известностью (см.: Культурное наследие российской эмиграции 1917 – 1940, 1994; Пашуто, 1992; Русское зарубежье, 1997; Российская научная эмиграция: двадцать портретов, 2001; Российские ученые и  инженеры в эмиграции, 1993; Стародубцев, 2000). Изучение естественнонаучных и междисциплинарных научных сообществ ведется пока менее интенсивно. Тем не менее, уже сейчас ясно, что полнокровная история отечественной науки, в целом, и российской психологической науки, в частности, складывается из трех неразрывных составляющих – истории «советской» науки, истории науки российского зарубежья и истории «репрессированной науки» (см.: Кольцова, 2004; Эткинд, 1994; Юревич, 2005; Ярошевский, 1997). Задача настоящей статьи – обозначить некоторые проблемы и перспективы исследований российского психологического зарубежья в общем контексте исследований российского научного зарубежья.
***
Революционные потрясения 1917 года и последовавшая за ними Гражданская война существенно изменили институциональную и персональную карту российской науки. Глубокий социальный «стресс» разломил некогда единое научное сообщество на «метрополию» и «диаспору», образовавшуюся в результате «первой волны» научной эмиграции.
Как всякое системное потрясение стресс «эмиграцией» имел позитивные и негативные последствия для российской науки. Многие научные сообщества советской «метрополии» потеряли сотни своих коллег и на годы вперед оказались  обескровленными в кадровом отношении. Значительная часть специалистов среднего поколения и научной молодежи «диаспоры», не сумев в своем профессиональном статусе адаптироваться к местным общественно-политическим, социальным и институциональным реалиям, вынуждены были  оставить научную деятельность.
В то же время часть ученых «диаспоры» приняла участие в формировании параллельного большевистской России научного пространства – широкой национальной научной инфраструктуры на всех континентах – от Европы до Австралии: собственных институтов, академических групп, обществ, профессиональных союзов, издательств, журналов, учебных заведений разных уровней. Кроме того, немало ученых-эмигрантов, прежде всего представителей естественных и технических наук, сумели успешно имплантироваться в живую ткань мировой науки, став основателями новых научных школ и направлений, возглавив лаборатории, институты или кафедры в странах своего пребывания. Оставаясь в институциональных и языковых пределах отечественной науки, они вряд ли  достигли бы такого научного авторитета в масштабах всего мирового научного сообщества.
Несмотря на заметное воздействие, которое российская научная диаспора оказала на развитие научной и философской мысли ХХ века, ее история до сих пор остается скорее обозначенным, чем описанным и, тем более, осмысленным, феноменом. Даже в академическом науковедении подлинные масштабы, формы и соотношения естественной и вынужденной, насильственной миграций отечественных ученых в послереволюционные и довоенные годы и в ХХ веке, в целом, остаются до конца не проясненными и не подтвержденными документально.
В первой половине ХХ века учетом эмигрировавших специалистов пытались заниматься только в научных институтах диаспоры. Единственной попыткой собрать воедино комплексные сведения о персональной, дисциплинарно-институциональной и географической структуре, а также опубликованных научных работах российских ученых-эмигрантов остаются изданные еще в 1931 и 1941 годы Русским научным институтом в Белграде в двух томах «Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом (1920 – 1940)» под редакцией Е.В. Спекторского [1] . Несмотря на вспышку общественного интереса к судьбам зарубежных соотечественников, возникшую в России в 1990-ые годы, он не был реализован в полной мере в научной литературе. Появившаяся в последние десятилетия в России монографическая и справочная литература по истории русской эмиграции в части, касающейся науки, содержит преимущественно сведения о наиболее выдающихся исследователях и событиях научной жизни.  Между тем до сих пор не существует ни одной монографии, специально посвященной истории российской научной эмиграции как самостоятельному феномену; отсутствуют более-менее полные библиографии трудов русской научной эмиграции [2], данные об ее представителях, сводные списки русских научных учреждений и центров за границей, персональные справочники научных работников.
Восполнить указанные историографические лакуны призван разрабатываемый ныне в рамках научно-исследовательской программы Библиотеки-фонда «Русское зарубежье» проект «Российское научное зарубежье: биобиблиографический словарь». Он направлен на комплексное изучение проблемы персонального и институционального состава «российского научного зарубежья» как важной составной части социальной истории отечественной науки. Проект предусматривается выявление, концентрацию и верификацию биографической и библиографической информации о русских / советских / российских ученых, по различным причинам покинувших Российскую Империю / СССР и работавших за рубежом преимущественно в период   XIX – ХХ веков – до распада СССР.
Будущий словарь будет включать персональные сведения о специалистах всех дисциплинарных научных сообществ. Словарную статью (биограмму) об отдельном исследователе предполагается строить, по мере возможности, по следующему плану:
1. Полное имя (со всеми вариантами, в том числе в транслитерациях); для женщин – указание на девичью фамилию; псевдонимы.
2. Даты жизни (с указанием числа и месяца); место рождения и кончины.
3. Данные о родителях и социальном происхождении.
4. Образование: среднее и высшее (учебное заведение и его месторасположение, даты учебы).
5. Научная специальность (как широкая, так и узкая), основные направления исследований.
6. Принадлежность к научной школе.
7. Научные звания, отражающие меру официального признания.
8. Места работы (должность, учреждение, регион) в годы, предшествовавшие эмиграции, и  в  особенности непосредственно перед эмиграцией.
9. Точная дата и обстоятельства эмиграции.
10. Места работы (должность, учреждение, регион) в годы эмиграции.
11. Общая характеристика научной деятельности после эмиграции.
12. Избранная библиография трудов.
13. Литература о персоналии.
14. Данные об архивах – источниках биографических сведений; здесь же отмечается наличие личного архивного фонда исследователя.
Общий процесс трансформации персонального состава российского научного сообщества в постреволюционный период затронул и отечественную психологию. В рамках общего проекта БФРЗ уже начата работа над биобиблиографическим словарем российских психологов, покинувших Россию / СССР до 1941 года. На наш взгляд, он предоставит новые и важные материалы для ответа на вопрос о том, в какой мере потери российского сообщества психологов в первой половине ХХ столетия, вызванные эмиграцией ученых после социальных потрясений 1917 – 1921 годов, повлияли на масштабы, темпы, направления, тематику и методологию психологических исследований в СССР/России.
С «первой волной» эмиграции Россию покинули такие известные российские психологи, лидеры в своих областях науки, как психиатр и психоневролог Николай Евграфович Осипов (1877 – 1934) (см.: Сироткина, 1995); психиатр и психопатолог Николай Михайлович Попов (1854 – 1939) (см.: Кантарев, 1982, с. 466 – 468); психофизиолог Николай Васильевич Краинский (1869 – 1951) (см.: Петрюк, 1998, с. 90 – 98); психиатр Григорий Яковлевич Трошин (1874 – 1938) (см.: Осовский, 1996; Наследие Г.Я. Трошина в истории педагогики и психологии России и Российского Зарубежья, 2005); физиолог и биофизик Сергей Степанович Чахотин (1883 – 1973) (см.: Посудин, 1995); невропатолог и психиатр Александр Эрастович Янишевский (1873 – 1936), философы Николай Онуфриевич Лосский (1870 – 1965), Иван Иванович Лапшин (1870 – 1952) и Василий Васильевич Зеньковский (1881 – 1962) и ряд других крупных или обещавших стать такими исследователей, чьи научные труды формировали предметное поле отечественной психологической науки [3].
Судьбы этих ученых в эмиграции сложились по-разному: некоторые стали основателями научных школ и направлений в психологии, другие оставили солидное научное наследие, а третьи безвестно канули. Приведем несколько примеров.
Известный психиатр Николай Васильевич Краинский (1869 – 1951),  автор идеи и одноименной монографии (1905) об «энергетической психологии», работавший в клиниках Харькова, Вильно, Новгорода, Киева, эмигрировал в феврале 1920 года  и осел в Югославии [4] , где с самого начала эмиграции занимался исследованиями в области психиатрии. С 1921 года был доцентом кафедры психиатрии в Загребе, а с 1928 года – профессором кафедры психиатрии и экспериментальной психологии Белградского университета. Он активно участвовал в деятельности Русского научного института в Белграде, много публиковался в научной и научно-популярной печати, в том числе издал очень любопытные «Очерки по психологии революции и эмиграции» (Белград, 1931). После окончания Второй мировой войны, в 1946 году Краинский возвратился на родину и работал в Украинском психоневрологическом институте в Киеве.
Выпускник Бехтеревского Психоневрологического института в Петрограде 1917 года, врач-психиатр Григорий Цильборг (Зильбург) (1890 – 1959) после эмиграции в США занимался частной психиатрической и психоаналитической практикой, стал профессором Нью-Йоркского медицинского колледжа и консультантом ООН по криминологии, опубликовал многочисленные работы по психологии на английском языке: «История медицинской психологии» [5] (1941), «Зигмунд Фрейд» (1951), «Психология преступления и наказания» (1954) и др.
Физиолог, ассистент академика И.П. Павлова, Сергей Степанович Чахотин (1883 –1973) почти всю свою научную деятельность провел за границей – в 1921 – 1958 годы он работал в различных европейских лабораториях и университетах, став одним из основоположников современной экспериментальной цитологии и микрохирургии клетки, а, одновременно, и классиком политической философии и психологии. Его монография «Le viol des foules par la propagande politique», впервые изданная в Париже в 1939 году и посвященная анализу психологического воздействия на массы путем политической пропаганды, поставила своего автора в один ряд с самыми выдающимися мыслителями ХХ века – Ханной Арендт, Хосе Ортегой-и-Гассетом, Раймоном Ароном и другими. Широко известный на Западе, этот труд Чахотина до сих пор не издан в России, хотя сам ученый вернулся в СССР в 1958 году.
Совсем по-иному сложилась судьба Ивана Сергеевича Щукина (1886 – 1976), старшего сына известного купца, коллекционера произведений живописи и мецената С.И. Щукина. В дореволюционные годы студент Московского университета, активный участник психологического семинария профессора Г.И. Челпанова на историко-филологическом факультете, именно он инициировал и поддерживал решение своего отца в 1910 году безвозмездно выделить 120 000 рублей на организацию Психологического института при Московском университете. По размерам и богатству оборудования этот первый специализированный психологический институт в России должен был не только превзойти аналогичные европейские учреждения, но и достичь уровня  самым больших американских институтов. В эмиграции Иван Щукин изменил научную специальность и защитил диссертацию на степень доктора Сорбонны уже по истории восточных искусств – Персии и Индии – и, став французским гражданином, проводил археологические раскопки в Ливане. Он погиб в 1976 году во взорванном над Бейрутом самолете.
Отметим, что многие молодые люди, увезенные родителями из России в раннем возрасте, также избрали психологическую науку своим главным поприщем. Так, например, Анатоль (Анатолий Борисович) Рапопорт (1911 – 2002) окончил Чикагский университет в США и стал одним из крупнейших психологов на североамериканском континенте, профессором Мичиганского (1955 – 1970 и с 1984)  и Торонтского (1970 – 1980) университетов. Одним из первых он применил теорию игр для психологического анализа и широко использовал математические модели для исследования проблем войны, мира и безопасности. Дмитрий Александрович Ошанин (1907 – 1978) стал специалистом по инженерной психологии, получил степень доктора психологии в Сорбонне (1938) и Белграде (1939), в 1946 – 1952 годы возглавлял кафедру психологии Софийского института физической культуры, затем был заместителем  директора Института педагогики Болгарской АН (1952 – 1955), а, возвратившись в СССР, с 1955 года работал в НИИ психологии Академии педагогических наук РСФСР (см.: Козлов, 1997).
Как видно даже на этих отдельных примерах, при подготовке биобиблиографического словаря российских психологов, работавших за рубежом в первой половине ХХ века, особую важность имеет вопрос его понятийного аппарата. Например, каковы объем, содержание и границы социокультурного (не чисто юридического) понятия «эмиграция» и какой «маркер» здесь следует считать определяющим (самоидентификацию, индивидуальную волю или обстоятельства  – политические, экономические, религиозные); кого и по каким критериям считать «ученым» (наличие образования, степени, статуса, научных трудов, членство в обществах) [6]; наконец, кого и по каким критериям считать «психологом», учитывая, что реалии общественной и научной жизни России начала XX века привлекали к проблемам психологии внимание специалистов самых различных научных дисциплин – медиков (психиатров, неврологов и др.), биологов, философов, педагогов, общественных деятелей, юристов и т. д.
Как известно, наука в принципе не  признает государственные границы, и любые попытки «разложить» ее на национально-государственные составляющие, лежащие в основе понятия «эмиграция», всегда условны. Вот, скажем, второй «российский» Нобелевский лауреат (1908), выдающийся микробиолог Илья Ильич Мечников (1845 – 1916), работавший с последней четверти XIX века в Пастеровском институте во Франции, – эмигрант, по  конкретным политическим причинам отказавшийся жить в России, или космополит, избравший подходящую для его научных исследований страну пребывания? Можно ли считать «эмигрантами» ученых, работавших в научных институциях стран, получивших национально-государственную самостоятельность в результате распада Российской империи (Финляндии, Польши, прибалтийских губерний и др.)? Относить ли к «ученым» специалистов, по долгу государственной службы занимавшихся вполне прагматическими задачами по изучению различных аспектов истории и деятельности, например, сопредельных стран (дипломаты и военные)?
Очевидная неразработанность терминологического и понятийного аппарата «эмигрантского науковедения» ведет к тому, что список подобных вопросов можно долго продолжать. Тем более они актуальны применительно к истории психологической науки в Российской Империи / СССР, институционализация которой в западном смысле происходила как раз на рубеже XIX – XX веков, и границы психологического дисциплинарного сообщества только формировались. В связи с этим по мере выявления и накопления материалов мы предполагаем размещать пилотные выпуски словаря на Интернет-сайте БФРЗ с приглашением специалистов к дискуссии о составе и содержании будущего издания.

[1].Эта работа существенно дополнена в последующие периоды. См.: «Библиография с биографическими  данными об авторах». Ч. 1 – 3. Париж, 1996 (труды русской, украинской и белорусской эмиграции, изданные в Чехословакии в 1918 – 1945 годы).   В России также опубликован ряд биографических словарей, содержащих обширные сведения об ученых-эмигрантах. См.:  Волков В.А., Куликова М.В. Московские профессора XVIII – начала XX веков. Естественные и технические науки / Биографический словарь. М., 2003; Они же. Российская профессура XVIII – начала XX вв. Биологические и медико-биологические науки / Биографический словарь. СПб., 2003;  Химические науки / Биографический словарь.  СПб., 2004; Люди и судьбы / Биобиблиографический  словарь репрессированных востоковедов / Сост. Я.В. Васильков, М.Ю.Сорокина. СПб., 2003; Осовский Е.Г. Деятели общественно-педагогического движения и педагоги Российского Зарубежья. 20 – 50-е гг. XX в. Саранск, 1997;  Хисамутдинов А.А. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке / Биобиблиографический  словарь. Владивосток, 2000; и др. К сожалению, вышедшие в 2002 году в 2-х книгах под близким названием «Материалы к истории русского научного зарубежья» Ю.Н. Сухарева, иначе, как неудачной пародией на белградское издание, не назовешь.
[2]. Разумеется, это положение не касается философов и литературоведов Русского Зарубежья и в меньшей степени историков, по изучению наследия которых проделана огромная исследовательская работа.
[3].Предварительный поисковый список см. на Интернет-сайте БФРЗ: www.bfrz.ru (раздел «Материалы и исследования»).
[4]. В то время – Королевство сербов, хорватов и словенцев.
[5]. Книга написана  в соавторстве  с Дж. Генри.
[6]. Первые подходы к постановке проблемы в методологическом плане на российском материале см.: Иванов А.Е. Российское академическое зарубежье XVIII – начала ХХ века. (К постановке научно-исторической проблемы) Источники по истории адаптации российских эмигрантов в XIX – XX вв. / Сборник статей.  М., 1997. С. 16 – 30; Юревич А.В. Умные, но бедные: ученые в современной России. М., 1998.

Литература:
1. Кантарев К.Н. Спомени за двама видни представители на неврологията и психиатрията проф. Н.М. Попов и проф. А.Е. Янишевски // Неврология, психиатрия и неврохирургия. №  6. 1982.  С. 466 – 468.
2. Козлов В.И. Человек необычной судьбы (К 90-летию со дня рождения Д.А. Ошанина) // Вопросы психологии. № 1. 1997.
3. Кольцова В.А. Теоретико-методологические основы истории психологии. М., 2004.
4. Культурное наследие российской эмиграции 1917 – 1940. Кн. 1 – 2. М., 1994.
5. Наследие Г.Я. Трошина в истории педагогики и психологии России и Российского Зарубежья:   межвузовский сборник научных трудов. Саранск , 2005.
6. Осовский Е.Г. Г.Я. Трошин – деятель общественно-педагогического движения Российского Зарубежья // Современные проблемы психолого-педагогических наук. Вып. 5. Саранск, 1996.
7. Пашуто В.Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992.
8. Петрюк П.Т. Профессор Николай Васильевич Краинский – талантливый представитель украинской психиатрической школы // Вісник Асоціації психіатрів України. № 2. 1998. С. 90 – 98.
9. Посудин Ю.И. Биофизик Сергей Чахотин. Киев, 1995.
10. Российская научная эмиграция: двадцать портретов. М., 2001.
11. Российские ученые и  инженеры в эмиграции. М., 1993.
12. Русское зарубежье: Золотая книга эмиграции, первая треть ХХ в. Энциклопедический  биографический словарь / Под ред. В.В. Шелохаева М., 1997.
13. Сироткина И.Е. Из истории русской психотерапии: Н.Е. Осипов в Москве и Праге //  Вопросы психологии. № 1. 1995.
14. Стародубцев Г.С. Международно-правовая наука российской эмиграции (1918 – 1939). М., 2000.
15. Эткинд А.М. Эрос невозможного. М., 1994.
16. Юревич А.В. Психология и методология. М., 2005.
17. Ярошевский М.Г.  История психологии: от античности до середины ХХ в. М., 1997.


    

Наверх
В этот день ушел из жизни
РУБАКИН
(Roubakine, Rubakin)
АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

Терапевт, историк медицины, писатель
Дата смерти: 19.04 1979
Страна захоронения: СССР